Ночная смена. Лагерь живых. - Страница 96

К оглавлению

пропускается мимо ушей.

- Чего ждем?

- Танки еще не приехали.

- Ясно.

Пока ждем прибытия тяжелого железа бойцы потихоньку шарятся в близлежащих коттеджах. Николаичу это не

нравится, мы остаемся сидеть как сидели, да и приданных Николаич не отпускает - токо слезть, ноги размять. Правда

ничего и не происходит - шарящие ничего не нашли - 'все уже украдено до нас', зомбаков не попалось ни одного, так

что тишь.

Единственно, кто работает - так это наш ботан-связист. Вроде как он проникся важностью своей задачи или просто

нравится ему болтать с приятелями - но связь с соседями он держит четко.

Николаичу - видно с утра хворь достала - и это не по душе.

- Ты поменьше трепись - если нас слушают - слишком много знать будут.

- Так я ж о пустяках!

- Из пустяков можно тоже выводы сделать...

Кронштадтские продублировали связь - прикомандировав в каждую группу двоих своих - связиста и координатора.

Ясно ребятки треплются вроде бы о ерунде. Но может Николаич и прав. Связываюсь с начальством - врач

оториноларинголог оказывается. Развернули они свой пункт практически на льду - под прикрытием корабельной

артиллерии. Ну, это умно, мало найдется охотников их там обижать. Определяемся по порядку взаимодействия. Так мне от

него и не перепало матобеспечения, ну да живы будем - сквитаемся.

- Заводи! Выходим на исходные!

Все рассаживаются по местам, БТР под нами фыркает и дергает вперед.

- Хорошо, что мы первые идем, а то от маталыг нам в морду накидало бы дерьмища! - орет мне в ухо Андрей. Киваю

в ответ.

Мотает нас сильно - водила прет, не разбирая дороги.

Хоть мы тут уже ездили - не могу сориентироваться. Вроде мы должны выкатиться с юга, но что-то забираем

слишком к Петергофу.

Водила дает по тормозам, Николаич орет: 'Не стрелять!'

Нам навстречу бежит расхристанный мужичонко, видимо выскочил из какой-то ямы - только что его было не видно.

Он явно живой, машет руками и орет: 'Я живой!!! Живой!!!'

Добегает до борта, тычется как очумевший, смотрит на нас снизу вверх дикими глазами. Видок у него жуткий,

впору забубенному бомжу - и воняет от него дерьмищем, рвотой и страхом. Но что-то в лице - а у него именно лицо, а

не синяковая рожа - говорит, что это нормальный человек, только вот хреново ему пришлось. Лицо осунувшееся, голодное

и глаза ввалились как у старой лошади.

- Вы - военные? Вы - военные?

- Да. Из Кронштадта. Ты кто? Откуда?

Мужик садится прямо у колеса, его колотит и он начинает плакать каким-то лающим сухим плачем - без слез.

Жутко, когда так рыдает взрослый - и явно не трясогузный мужик.

Тут мне надо работать. Соскальзываю с брони, слышу, как Николаич прыгает следом, крикнув: 'Наблюдать! Всем -

по секторам. Нечего тут таращиться, мы разберемся!'

Подбежавших от маталыг курсантов рыком гонит обратно.

У мужика не истерика, просто отходняк такой дикий. Сую ему фляжку, забыв, что там водка. Он хапает несколько

больших глотков, кашляет.

- Водички, водички дайте.

Поспевает Николаич - ухитряется налить воду в пластиковый стаканчик (видно не хочет, чтоб такой грязнючий

мужичина его флягу смоткал.) Стаканчик мнется, в ходуном ходящих руках, мужик жадно глотает воду, расплескивая ее

вокруг. Ему немного легчает.

- Ты откуда?

- Из лагеря спасения! Там еще люди остались! Много! Помогите!

- Нехилый у вас тут лагерь спасения. Где он?

- На заводе. Там, в цехах.

К нам присоединяется сапер, что постарше. Николаич мельком глянув на него, тут же, возвращается к мужику.

Видно, что, по его мнению, сапер здесь полезнее, чем на броне.

- Что там в лагере? Ты что такой дикий?

- Ты б сам был такой дикий!

Мужика снова начинает колотить.

- Давай излагай по порядку. Потом будешь истерить. Есть что важное - говори.

- Спокойнее, Николаич, спокойнее - ему солоно пришлось, видно же. Давайте рассказывайте, чем можем помочь.

Вас зовут как?

Николаич не возражает против старой, но верной методы хороший - плохой.

- Получается так, ничего он не расскажет. Он вон в истерике. Нашатырь лучше дайте ему понюхать, даме нервной.

Мужик словно выныривает из омута, с ненавистью смотрит на Николаича и обращаясь уже только ко мне достаточно

внятно говорит:

- Я - инженер Севостьянов. Лагерь спасения - открыли на второй день этого гадства. Указатели поставили.

Эвакуации помогали. Тут неподалеку учебка ментовская - вот курсанты прикрывали. Народ туда бежал потоком. И то -

чего не бежать - тут это самое укрепленное место. Отовсюду бежали. И из Стрельны. Из Петергофа были. С дороги - кто

откуда. Мы помогали колючку тянуть, забор наростили, сами как дураки вышки дополнительно поставили. Но все равно

мертвяки прорывались, а потом какие-то твари - тоже мертвые, но здоровущие. Народ потому заперли по цехам - чтоб

жертв не было. А потом ночью стрельба. Утром - блин, утром оказалось, что власть переменилась. Новые какие-то

появились - но и ментов осталось, хотя сильно меньше, чем было.

Мужик со стоном переводит дух.

- Весь лагерь - ловушка. Люди - мясо. Последние три дня ни воды, ни еды. Согнали как селедок в бочку - не